Время для жизни [СИ] - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну… смотри сам! Мы, вообще-то, в общежитие живем. Знаешь, это на углу Красного и Каменской? Так что… можно и к нам… в гости.
«О как! С места — в карьер?».
— Ну а ты, что молчишь, красивая Оксанка? — он повернулся к более скромной девушке, с красивыми коленями, — Ты тоже приглашаешь?
И довольно беспардонно — для проверки серьезностей намерений — положил той руку на колено. Посмотрел выжидающе.
Девушка, взглянув на его руку на своей ноге, улыбнулась и, подняв на него глаза:
— Да. Я тоже… приглашаю, — а потом, к некоторой оторопи Косова, наклонилась к нему, чуть принюхалась, — От тебя так вкусно коньяком пахнет! И шоколадом!
И поцеловала в губы! Пусть — коротко, но…
«Однако!».
Иван протянул руку, но лишь успел провести ею по ноге девушки. Те вспорхнули и убежали за ширмы, засмеявшись. Только Оксана:
— В гости приходи, ага…
«Проблемы с дамами имеют склонность к… размножению!».
— Так! Музыканты! На сцену! Все… заканчивают официальную часть. Последняя речь и все! Только! Тихо-тихо! Там второй занавес для этого опустили — туда проходим. Не ошибитесь, не вылезьте к президиуму!
И сразу буйные, и шумные ребята как-то вдруг подтянулись, построжели, поправили костюмы и гуськом за Калошиным подались из зала в коридор. Иван отправился следом, но по пути заглянул в гримерку к девушкам.
— Ну все, красавицы! Мы пошли. А Вы тут ведите себя хорошо, вернусь — проверю!
Лиза подошла к нему, приобняла и лишь обозначила поцелуй в щеку, шепнула:
— Ни пуха, ни пера! У Вас все будет хорошо!
И отвела его руки от своей попы, за которую он уже так по привычке ухватился!
«И вот чего это сейчас было? Она платье мять не хочет? Или еще что?».
Косов выглянул за второй занавес, где музыканты «на цыпочках» разбирали инструменты, потом подошел к стоявшей за кулисами Кире. Девушка что-то выглядывала в щелочку занавеса. Настроение у него было — замечательное, веселое и никакого страха! А потому… подойдя к Кире, он приобнял ее за талию.
Она довольно спокойно повернулась и улыбнулась.
— Как-то ты спокойно отнеслась… к объятиям? — шутливо рассердился он чуть слышно.
— Ну так, а кто это еще может быть? Только ты. И… может я уже давно этого ждала? — Кира чуть принюхалась и очень удивилась! — Ты что, пил? Совсем уже, что ли? Вам на сцену сейчас выходить! Вы с Калошиным совсем белены объелись?
— Кирочка! Все хорошо! Выйдем, споем! Настроение — чудное, настрой — рабочий!
— Ага! Теперь понятно, почему это ты осмелился меня обнять!
Сзади к ним беззвучно подошел Елкин:
— Чего это Вы тут шушукаетесь?
— Да вот, Савелий, смотрим, когда же товарищи из президиума начнут сцену покидать.
Косов чуть повернулся к Елкину, закрыв собой Киру, но руки с ее талии не убрал. Даже чуть стиснул ладонь.
«Ого! Ну и пресс у нее! Х-м-м… у меня, пожалуй, не такой будет!».
— Ну все! Встают…
В президиуме сидели человек семь-восемь всех официальных товарищей, которые сейчас вставали и спускались в зал, на подготовленные для них места.
«Ага! Это — директор завода. Это, похоже, его замы — вон как они свитой вместе пошли. Вот этих… не знаю. Этот… похоже из обкома. Вроде бы мельком видел его на генеральной. А это кто?».
Из-за стола президиума выходили двое. Один, высокий, представительного вида седовласый мужик; второй — летчик, с петлицами полковника.
«Че-т молод он для полковника! Хотя сейчас в авиации карьеру делают — просто ой как! Но и обратно, вниз, слететь очень даже просто! Даже… еще ниже! Ага… Знамя и Звезда на кителе. Боевой товарищ! Хотя… был не прав! Не так уж он и молод — седина на висках, прихрамывает изрядно. Лет под сорок ему. Может — тридцать пять. Тогда — помотала жизнь мужика!».
— А кто этот летчик? — шепнул он Савелию.
— Полковник Красовский. Товарищ из Наркомата авиапромышленности. Сюда и с проверкой, и с поздравлениями. Второй — оттуда же.
«Ну да… несмотря на меры секретности, кто из местных не знает, что на базе «Сибкомбайна» построены два цеха по выпуску боевых самолетов. И еще вроде бы два строятся. А снаряды и бомбы на заводе выпускают уже как бы не лет шесть! Потом на базе этих авиацехов будет отдельный авиазавод построен. Ну — так, по крайней мере в моем мире, там — было!».
— Ну все! С Богом, Кирочка! — Савелий подошел и чмокнул девушку в щеку, — Все хорошо, не волнуйся!
Кира несколько раз глубоко вздохнула, встряхнулась. Иван не преминул погладить ее по попе! Чуть удивленно, с улыбкой она взглянула на него, кивнула сама себе и направилась к центру сцены.
— А мы с Вами, Иван, отойдем чуть дальше. Сейчас занавес поднимут. Вы же не хотите раньше времени оказаться перед зрителями? — Елкин увлек Косова на необходимое расстояние.
Иван чуть отвернулся, прикрыл глаза, постоял так покачиваясь с пятки на носок, выдохнул и тайком перекрестился. Но увидел, как удивленно поднялись брови Елкина.
Они «откатали» свои песни практически на автомате.
Первой шла «Песня о тревожной юности». Зрителям, и даже руководству все песни очень понравились! Их принимали здорово! И Косов иногда видел, как люди подпевают им. У него включилось какое-то «туннельное» зрение, когда он не видел зал в целом, а только выхватывал из массы людей отдельные лица, глаза… И странное оцепенение охватило его — вроде бы пел, а слова как будто шли не из него. Откуда-то рядом, словно пел кто-то другой.
«Человек же не может слышать себя? Не то что слышать… Просто для самого человека его речь слышится совсем по-другому, чем окружающим. Где-то я читал об этом… Что-то там со слуховым… или речевым аппаратом. Подчас люди, слышащие себя в записи, удивляются — «Это что — я говорю/пою?».
И Косову, надо сказать, вполне нравилось то, что он слышал.
«Неплохо поет, стервец! Не Магомаев, конечно… и не Кобзон. Но… вполне прилично! Ай да Пушкин, ай да сукин сын!».
Этими пятью песнями закрывалось первое отделение концерта.
И лишь зайдя в полумрак коридора, Иван почувствовал, что и сорочка у него… да, похоже, и пиджак — мокрые насквозь! Здесь их встречали. Все их встречали! Тут была и Лиза, и Лида, и Варя, и танцоры, еще какие-то люди…
Кто-то похлопывал по плечам, кто-то что-то говорил… А кто-то… вот кто это был, а? Очень ощутимо щипнул его за задницу!
— Очень достойно выступили!
